Источник экстремизма

Действующая российская власть — главный источник всевозможного экстремизма, усиленная борьба с коим ею сколь упорно декларируется, столь и топорно производится. Именно власть посредством телевизионной и не только пропаганды возбудила «патриотическое большинство», готовое (чаще всего исключительно на словах, льющихся потоками ненависти) идти то на Берлин, то на Вашингтон, то на Балтию с Украиной да Турцией — с подогретым алкогольными парами животным гоготом, более чем реальной ненавистью, еще более реальным страхом и коленопреклонением перед всяческим начальством, вооруженное дебильными лозунгами, написанными на иномарках (да-да, немецких и американских), туалетной бумаге, заборах, сортирах и магазинах. Неприятная особенность всепроникающей «патриотической накачки» заключается в том, что провластными экстремистами стали не только не отягощенные интеллектом представители «широких народных масс», но и вполне, казалось бы, приличные люди: стоит им услышать ключевые слова или фразы (про Крым, который ничуть не наш, украинских «бандеровцев», критику Путина или «враждебный» Запад), как срабатывает триггер условного рефлекса, превращающего человека разумного в подобие брызжущего слюной и каждую минуту готового укусить бешеного пса.

Власть, впрочем, на том не успокоилась и разожгла политические меньшинства. В случае с леваками-коммуняками и крайне правыми сделать это оказалось несложно — они издавна склонны к насильственному преобразованию мира на свой лад. Действующая власть, однако, смогла решить и на несколько порядков более сложную задачу — поджечь либералов (как левых, так и правых), которые обыкновенно чураются радикализма: тому способствовали и продолжают способствовать постоянное давление и преследования, принимающие порой гротескные, но от этого не менее устрашающие формы уголовно-правового и криминального (такой вот странный, ненормальный симбиоз, уходящий корнями в большевистское прошлое) свойства. Более того, власть умудряется делать из всеразличных радикалов оппозиционных героев: раз кто-то осмеливается рисковать собственностью, работой, спокойной жизнью, а то и свободой, поневоле проникаешься некоторым уважением к такому человеку, даже отдавая себе отчет в известной неприемлемости его взглядов и методов, с помощью которых они отстаиваются.

Зачислив немногочисленных либералов-западников в «пятую колонну», якобы финансируемую зарубежными спецслужбами, действующая власть с помощью набравшей предельные обороты пропагандистской машины узурпировала патриотизм, сведя его к внешним крикливым проявлениям посконно-лубочного хвастовства такими вещами, которых на самом деле стоило бы стыдиться. Я, например, хотел бы уважать Россию, где я родился, государственным языком которой относительно неплохо владею и в которой живу. Нельзя (неразумно), однако, уважать и гордиться априори, быть врожденным или индуцированным фальшивыми бреднями патриотом: для этого государство должно быть работающим на гражданина компактным и эффективным инструментом, выполняя лишь необходимые функции (формирование разумной правовой системы, основанной на признании и охране частной собственности и частной инициативы; осуществление правосудия в соответствии с понятными и разумными «правилами игры»; полицейская защита от внутренних и военная — от внешних посягательств, причем посягательств реальных, а не рожденных воспаленным сознанием ура-патриотов в погонах), не претендовать на самоценность, не пытаться сакрализировать власть и не ощетиниваться перед лицом остального мира, подменяя взаимовыгодное сотрудничество давлением и угрозами, обижаясь, подобно истеричной женщине, на каждое неугодное слово, жест, взгляд или вздох извне.

России стоило бы стать полноценной частью западной цивилизации, однако для этого следует признать исторические ошибки, покаяться в преступлениях, восстановить попранные нормы международного права, возместить, когда это возможно, ущерб и впредь вести себя прилично, а не кичиться варварством и бездумной жестокостью, которые, вроде бы, только и способствуют защите ложно понимаемых национальных интересов; нужно прекратить выпячивать отвратительнейшие страницы прошлого, придавая им положительные смыслы, и экстраполировать зло и дикость «особого пути» — лишенной дарующей комфорт инфраструктуры медвежьей тропы — в будущее.

Тогда, полагаю, Россию будут уважать, а не бояться; добровольно учить русский язык; приезжать сюда без страха, но с огромным интересом; по-настоящему, а не по крайней необходимости, вести с россиянами дела. Тогда и я смогу негромко, без надрыва сказать, что уважаю эту страну, горжусь ею, путешествовать же по внезапно открывшемуся миру хочу лишь в качестве туриста, оставив неосуществимые мечты о переезде на постоянное место жительства в места более благополучные.

Фантастика? Похоже, что так… Действующая власть, заставившая меня стыдиться российских флага и герба (нынешний гимн позорен сам по себе, вне зависимости от того, какие злодеяния совершаются под его звуки), да что там — самого русского языка, не появилась из ниоткуда, не прилетела из космоса: она — именно то, чего желает и чего заслуживает «путинское большинство», подготовленное ко злу всей непростой российской историей, ею же лишенное разума, доброты и чувства прекрасного.

Власть, будучи искаженным открытыми перед нею богатыми возможностями, в том числе крайне разрушительными, недоступными отдельному «маленькому человеку» или даже достаточно крупной группе таких «маленьких людей», отражением общества, страдает присущей ему иррациональностью. Даже при сохранении текущей парадигмы, при этом несколько умерив персоналистские аппетиты, правящий клептократический режим мог бы обеспечить собственное вялотекущее существование в течение весьма продолжительного времени, открыв, как ни странно, крошечное окно возможностей для последующей трансформации России во что-то удобоваримое. Вместо этого власть изо всех сил увеличивает градус напряженности в обществе, доводит его до кипения, закупоривая при этом предохранительные клапаны свободы слова. Когда власть говорит, что экстремизм опасен, она лукавит лишь отчасти, забывая добавить, что особенно опасен экстремизм, исходящий от самой власти, продуцируемый ею в масштабах поистине промышленных. Кроме того, свобода является защитным механизмом, оберегающим общество от частного экстремизма, несвобода же способствует его расцвету: запретный плод сладок.

Наконец, точкой невозврата, событием, запустившим механизм самоуничтожения, стала, на мой взгляд, инициированная г-ном Путиным аннексия Крыма — главное «достижение» действующего президента в глазах подданных. До неприличия громкая попытка замаскировать отсутствие настоящих успехов, скрыть многочисленные провалы и поражения во внешней и внутренней политике стала для власти капканом, поставленным ею самой.

Что бывает в таких условиях? Взрыв. Русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Я, конечно, на улицу ни с ломиком, ни даже с транспарантом не пойду — не нахожу смысла и не испытываю желания, поскольку очень сомневаюсь в свой готовности разделить с новыми революционерами представления о будущем, не говоря уже о диктуемых революционной целесообразностью манерах, — но отнюдь не склонен заявлять, что не могу стать свидетелем событий страшных и не в полной мере предсказуемых.

Исчезни сейчас г-н Путин вместе со всей камарильей, вряд ли ситуация изменится к лучшему, что бы там ни говорили и чем бы ни грезили отдельные то ли наивные, то ли совсем наоборот оппозиционеры. Клептократический режим отвратителен, падение его не принесет истинного освобождения. Что делать? Ждать, уезжать, помирать — выбирайте сами, я-то и сам не могу принять никакого решения.