Мой век. Глава VIII.

Семья Громовых до раздела и затем до раскулачивания.
В начале двадцатого года в эпидемию тифа (1919-1920 гг.) умерли мои дедушка Николай и бабушка Василиса. Все сёстры Никиты и Петра имели свои семьи и жили отдельно. Братья жили одной семьёй до 1923 года включительно. В конце 1923 г. хозяйство разделили.
В старом доме остались дядя Никита и тётя Груня, его жена. Оба их ребёнка умерли во младенчестве, больше детей у них не было. Они взяли на воспитание племянницу тёти Груни Ольгу, мать которой умерла в молодом возрасте от туберкулёза, а отец пропал на гражданской войне, и Ивана – осиротевшего дальнего родственника с нашей стороны. Эти дети оставались в семье до раскулачивания. Никита в 1930 г. был арестован за «контрреволюционную агитацию», посажен в тюрьму, где и умер в 1931 году.
Оля – моя ровесница. Мы с ней вместе учились в школе, были дружны. Иван был старше Тани, у них были какие-то общие игры с более старшими, чем я, ребятами. Нас, «маленьких», в эти игры не принимали. В начале 1924 г. мы (семья Петра) поселились в новом доме на одном из концов села. В семье было шесть человек: родители и четыре девочки. Уже в новом доме родились три мальчика: Василий (1926 г.), Николай (1928 г.), Александр (1930 г.). Все они умерли в детстве.

Наш папа – Пётр Николаевич.
Младший из шестерых детей большой крестьянской семьи со средним достатком, совсем не богатой по дореволюционным (царским) меркам и кулацкой по советским, тридцатых годов ХХ века. Родился он в 1894 году. Окончил трёхлетнюю церковно-приходскую школу. Любознательный и способный к ремеслу, он считался человеком смекалистым и грамотным. Участвовал в первой мировой войне, служил в артиллерии. Каких-то кровопролитных сражений (как в Отечественную войну) на том участке фронта, где он находился, не было, было в основном только вооружённое противостояние с австрийскими войсками. Военнослужащими этих войск были чехословаки (только их командиры были австрийцы), никакой ненависти к противнику у солдат не было. Революцию 1917 года папа встретил на фронте. Командование его части объявило о переходе на сторону советской власти. Но в гражданской войне он не участвовал, так как был демобилизован по болезни (тиф).
Женился в 1913 году на Зацепиной Анастасии Лаврентьевне, уроженке села Яшкино. Хотя молодые познакомились лишь за несколько дней до свадьбы, во время сватовства, брак оказался крепким и удачным. Жили вместе с родителями, дедом Андреем и семьёй брата Никиты.
Мама для меня была, как и для всех детей свои мамы, самой красивой, доброй и справедливой. Я была послушной дочерью: как же можно не слушаться такой хорошей мамы? Никогда я не видела и не слышала, чтобы родители ссорились.
Когда нас, детей, стало шестеро, шуму в доме стало много. Это было уже в последние годы перед высылкой. Тогда у нас жила и помогала маме справляться с такой кучей детей тётя Софья, дальняя родственница, одинокая женщина. Мы все её любили, она умела как-то исподволь, шутя, всех успокоить и помирить. Она ушла от нас, когда при раскулачивании ей объяснили, что семья Громовых не имеет права держать домработницу. Она сильно удивилась такой характеристике себе и своей работе, но подчинилась приказу, ушла, хотя и приходила к нам почти каждый день до нашего отъезда.
Мама и тётя Груня открыто не ссорились, но и дружными не были. Хозяйками в доме и на кухне они были поочерёдно, каждая по неделе. Мне запомнились вечера в мамино «дежурство». Заканчивались общие работы. Мама хлопотала на кухне, готовила на всех ужин. Большую лампу зажигать ещё рано. Тётя Груня звала нас (меня и Таню) в свою спальню «сумерничать». Мы садились по обе стороны от тёти Груни и она рассказывала нам сказки. Эти «сумерки» мы очень любили.
Дядя Гриша, мамин брат, а папин шурин, рассказывал мне, что при знакомстве с семьёй Громовых он сразу понял, кто в этой семье хозяин. Им после смерти отца стал Пётр. Его очень интересовали новые сельскохозяйственные машины. После раздела хозяйства эти машины стали одна за другой появляться в его дворе. С 1924 по 1929 год были куплены косилка, жнейка (позже жнейка была продана), сноповязалка, молотилка, веялка. Всё это было на конной тяге. Стало ясно, что лошадей нужно заменить трактором.
Разговоры о нём шли у мужчин, которые приходили по вечерам к папе поговорить. Среди них – дядя Никита (брат), Степан, Яков (племянники) и два-три друга папы из односельчан. Разговоры о покупке трактора «Фордзон» я, сидя в сторонке, слушала как интересную сказку.
Весной 1928 г. по селу разнёсся слух – Громов Пётр Николаевич едет на своём тракторе. Собралась толпа ребятишек и несколько любопытных взрослых, все пошли (и я со всеми вместе) встречать «чудо техники» за деревню. Встретив, бежали вслед за трактором до нашего дома. Папа – тракторист-самоучка. Откуда он привёл трактор самоходом, я не знаю. Помощником папы стал Иван Анпилов, приёмный сын дяди Никиты.
Как использовалась вся эта техника, если в нашей семье папа – единственный работник? На лето нанимался работник (один). Далее объединялись все желающие обмолотить урожай. В первую очередь молотили на нашем дворе. Потом переезжали на другой, и так далее. Сколько папе платили за пользование его техникой, я не знаю. Вот за такую эксплуатацию машин и был раскулачен Пётр Николаевич.
У папы были «золотые» руки. Он был и кузнец, и слесарь, и тракторист (самоучка – на своём тракторе и позже, после кратковременных курсов – на колхозном), и моторист на моторной лодке. Последнее уже в Коми. Однажды сломался лодочный мотор. Папа быстро его отремонтировал, но всё равно был арестован и осуждён «за вредительство» на 1 год. Отбывал он этот срок в лагере ГУЛАГа недалеко от села Усть-Нем. Там он был расконвоированным заключённым: ночью спал в бараке (в зоне), а утром без конвоя шёл на работу за пределы лагеря. Работал он на маленькой дизельэлектростанции. Я приезжала к нему на свидание, никаких документов мне для этого не требовалось. Без труда нашла его на работе. Передала нехитрые гостинцы с посёлка, посидела часика два и отправилась обратно, довольная, что своим приездом очень обрадовала папу. Не обошлась поездка и без маленького приключения, показавшего, что даже в те времена мир был не без добрых людей.
…Иду я по селу Усть-Нем. Погода хорошая, настроение тоже. Вдруг отваливается каблук (хорошо ещё, что каблуки у меня были невысокие). Иду, прихрамываю с этим каблуком в руке. Встречается мужчина, смотрит на меня и спрашивает, что случилось. Я ему объясняю. Он сказал: «Не огорчайтесь, сейчас я вам помогу». Взял мою туфлю с оторванным каблуком, попросил меня посидеть на крылечке дома, мимо которого я проходила, и ушёл. Через короткое время он вернулся, вручил мне отремонтированную туфлю, сказал, что рад был помочь, и пошёл своей дорогой. Я рассказала об этом папе. Он сказал, что это был один из расконвоированных заключённых лагеря.

Поделки по заказу.
Крýжки из консервных банок, гребёнки и расчёски для волос (алюминиевые), деревянные ложки (металлических тогда ещё почти не было), красивые кольца и серьги из старых царских серебряных монет – всё это делал мой папа. Магазина на посёлке тогда ещё не было. Среди местных охотников-коми он прославился на весь район как отличный оружейный мастер. Делал по заказу красивые и добротные охотничьи ножи. За его работу охотники рассчитывались зайчатиной и лосятиной.
И последнее. Уже в Троицке папа ремонтировал швейные машины (его приглашали домой). Бедным людям он помогал бесплатно, говорил: «Стыдно брать деньги с нищих».
Мама в колхозе работала на разных работах. Каждый день могла быть новая разнарядка. Были и продолжительные: банщица, работница теплицы (там выращивали огурцы), почтальон. Одно лето она носила почту в Пожег и обратно (30 километров в одну сторону). Два раза в неделю зарплата: «палочки» (трудодни) вместо денег. Из всех сестёр в колхозе работала только Таня, до отъезда со своим мужем Юзефом в Белоруссию.

Последний год в Коми АССР.
В 1947 г. папа попытался получить паспорт. Пришёл в паспортный стол района. Ему отказали, да ещё упрекнули, что он, мол, распустил дочерей, а теперь сам хочет уехать. Папа ответил на это, что дочерьми своими гордится, а «те, кто паспорта им выдавали, вас не спрашивали».
В 1948 году паспорта получили все поселковые жители и уехали, прожив в посёлке Тимшер 18 лет. Папа и мама жили в селе Помоздино, где папа работал в МТС. Продали всё, что можно было продать. Старыми деньгами набралось 11,5 тысяч рублей, на новые это было 1 150 руб. С этими деньгами они и поехали в Троицк по приглашению дяди Гриши Зацепина. В Троицке папа проработал на жиркомбинате слесарем до пенсии.